Подготовили: Андрийченко А., Безугловец С.

 ИНТЕРВЬЮ

№23 (66)  26 февраля 2004

Автор: Татьяна ЛЕСКОВА
"Восточный экспресс" №19, май 2001

Мы можем жить только на своей земле
- история возвращения крымских татар на Родину

Хрупкая фигура, ясные карие глаза, мягкая улыбка, негромкий голос - таково первое впечатление при знакомстве с Эльмирой БАЙРАМ-АЛИ. И сначала трудно было поверить, что передо мной - активная участница национального движения крымских татар. Но когда Эльмира начала говорить, в ее речи зазвучала такая твердость, убежденность и безоглядная смелость, что стало понятно: это на самом деле борец. Сейчас она вместе с мужем, известным казанским фотографом Рифом Якуповым, и дочерью живет в Казани. Но в Крыму остались дом, родные, товарищи по борьбе.


Резервация в Узбекистане

- Эльмира, прошло так много лет с момента депортации. Что для вас сегодня эта дата?

- Чтобы вы поняли, начну издалека. Я родилась в 1957 году в Узбекистане, через год после снятия режима спецпоселения. А родители мои приехали в Среднюю Азию вместе со всеми, в 1944 году. Маме было на момент депортации десять лет, отцу - пятнадцать. Там они познакомились, поженились и прожили до 1987 года. С 1944 по 1956 год существовало постановление о режиме на спецзоне. Была такая особая трехкилометровая зона, которую крымские татары не могли пересекать. Каждые две недели они должны были ходить отмечаться, что никуда не делись. Отмечались в спецкомендатурах, где это постановление было вывешено, а нарушение закона каралось каторжными работами на срок до 25 лет.

- Что, и дети должны были отмечаться?

- И дети, и люди, вернувшиеся с фронтов. Только Герои Советского Союза - их у нас было одиннадцать человек, один из них дважды, плюс четыре полных кавалера Ордена Славы - не были высланы. Но им тоже запрещалось жить в Крыму. Итак, 1944 год - депортация. В 1956 году восемь депортированных народов были возвращены на родину, в том числе калмыки, карачаевцы, балкарцы, чеченцы, ингуши... Хотя и их возвращение было проблематичным. То, что происходит в Чечне и Дагестане, - это следствие тех лет. На месте одних народов поселили другие - то есть заложили мину замедленного действия. А с немцами Поволжья, крымскими татарами, турками-месхетинцами было еще сложнее: Сталин запретил им возвращаться на территории, с которых они были депортированы. Более того - действовал режим пятипроцентной компоновки.

- А это что такое?

- Когда в любом месте поселения концентрация крымских татар достигала пяти процентов, прописка закрывалась. Была цель - не допустить в любом месте крупного компактного проживания народа. А крымских татар даже на 24 часа не пускали в Крым - ни под каким предлогом, даже по путевке в санаторий. Только после смерти Сталина, году в 1962-63, они стали ездить в санатории. И лишь после Постановления от 10 сентября 1967 года первые крымские татары стали возвращаться в Крым. Но как только их число достигло 10 тысяч, прописка была закрыта и началась вторая волна депортации. Люди приезжают, покупают дома. А их не прописывают месяц, два и потом за нарушение паспортного режима высылают: вызывается наряд милиции, погружают всех - от детей до стариков - в машину, отвозят в одну сторону, их имущество - в другую, прячут в каких-то амбарах. Если они возвращались, в случае повторного вселения жилище сносилось бульдозером. И тем не менее удалось прописаться правдами-неправдами примерно 20 тысячам крымских татар. Это была как бы вторая волна национального движения.

- Какой же была первая?

- Первая появилась, как только сняли режим спецпоселения. Но форма борьбы была петиционная, основанная на декретах Ленина, советско-партийных документах. Люди, которые имели заслуги перед Родиной, Герои Советского Союза писали в партийные органы, что наш народ огульно обвинен в предательстве. Они подсчитали, сколько крымских татар воевало, сколько у них было орденов, наград, сколько человек - в подпольном, партизанском движении... Была попытка убедить, что совершена ошибка. Национальное движение тех лет искренне верило, что с ошибкой разберутся, все поправят.

Академики, пасущие овец

- Вторая волна считала иначе?

- Да. В 60-е годы появилась молодая ветвь национального движения, которая стопроцентно была убеждена, что совершено преступление, причем сознательно, и включилась в общую диссидентскую борьбу. Она базировались на международных правовых документах, в первую очередь на Декларации прав человека.

- Они были связаны с диссидентами Москвы, других городов?

- Конечно, они шли в едином потоке. Если вы приедете в Крым, то удивитесь: мой дом - на улице Андрея Дмитриевича Сахарова, есть улица имени Петра Григоренко. Отмечены все люди, вне зависимости от национальности, которые принимали участие в судьбе крымских татар.

- А Сахаров к вам приезжал?

- Нет, но благодаря Сахарову лидер нашего национального движения Мустафа Джамилев был спасен от смерти, когда объявил десятимесячную голодовку. История такая. В 1984 году Джамилев был осужден в шестой раз - на три года. И уже почти отбыв свой срок, он получает еще в зоне следующий срок на три года. А до этого, в 1981 году, Сахаров приезжал на его процесс, следил за его судьбой вместе с другими диссидентами. Конечно, непосредственное участие в судьбе Мустафы Джамилева принимали генерал Петр Григоренко, Александр Лавут, Костерин -это люди, которые участвовали в борьбе крымских татар. Илья Габай вместе с Джамилевым написали "Белую книгу", которая описывает процессы, проходившие над крымскими татарами в послесталинские годы. А Мустафа Джамилев сделал движение крымских татар широко известным. Он до сих пор лидер нашего движения. Неслучайно два года назад он был удостоен премии Нансена (представлен к этой награде миссией ОБСЕ в Крыму).

- Сначала петиции, а потом?

- Не могу сказать, что наше национальное движение однородное. Видимо, крымские татары - это компактный срез постсоветского общества. В нем есть люди, которые искренне верят в ценности коммунизма. Даже сейчас. Это люди пожилого возраста. Возможно, их меньше, чем у других народов, но тем не менее... Для нас это анахронизм. А в целом национальное движение крымских татар вот уже на протяжении более 50 лет последовательно преследует одни цели. Потому что, по большому счету, вопрос крымских татар не решен, принципиально не решен - ни в советское время, ни сейчас - независимым государством Украина. Там целый блок проблем. Сегодня в Крыму 220 тысяч вернувшихся татар - это 10 процентов населения полуострова. А во власти крымские татары никак не представлены. Но мы имеем право на государственность, на развитие национальной культуры, родного языка. А что происходит с гражданством? Риф прожил в Крыму 8 лет - и не смог получить украинского гражданства. И это было с 80 процентами крымских татар, которые вернулись на родину после 11 ноября 1991 года. Есть несколько наших газет, но в целом остро ощущается дискриминация. Масса ученых -профессора, даже академики - пасут овец и кормятся со своих огородов.

Полтора часа, изменившие судьбу

- Эльмира, а когда вы услышали о национальном движении и почему к нему присоединились?

- Не было такого крымского татарина, который не знал бы о том, что произошло с нами. Бабушки, дедушки, родители рассказывали о том, какой Крым красивый край, как он хорош, какая там вкусная вода, замечательные фрукты, какие дома были. Приехав в Крым первый раз, я уже знала: вот здесь был родник, здесь орешина, где играл мой папа... Для меня это было как будто давно знакомое место. И так было с каждым. А еще раньше о том, что происходит в Крыму, мы слушали по радио "Свобода", по рукам ходили перепечатанные документы, самиздат. Но далеко не каждый осмеливался это читать и позволял своим детям.

- Вы ощущали надзор КГБ?

- Безусловно, мы знали эти три буквы. Но по-настоящему я почувствовала, что быть крымским татарином нечто исключительное, после февраля 1984 года. Мне посчастливилось попасть на последний процесс Мустафы Джамилева в Ташкенте.

- Процесс был открытым?

- Условно открытым. Но туда было крайне сложно попасть, потому что огромное количество каких-то таинственных людей уже было в зале, когда мы попали туда на заключительное слово Джамилева. Тогда я в первый раз увидела его. И сегодня он остается самой колоссальной личностью, с которой мне пришлось столкнуться в жизни. Это крошечного роста человек, который говорил негромко, но заставил всех в зале застыть и слушать его. Я стояла на одной ноге, потому что вторую мне некуда было поставить. И только потом, когда нога онемела, я поняла, что стою на одной ноге. Впервые, когда мне было уже 26 лет, я увидела человека, который думал, говорил и делал одно и то же! Я поняла, что мне не надо было учиться ни в каких университетах. За полтора-два часа, что мы были в зале, я стала совершенно другим человеком.

- А как реагировали близкие на вашу перемену?

- Мама говорила: "Эльмира, это мощное государство, которое перемолотило многих". Я отвечала: "Мама, помяни мое слово -10 лет осталось этому государству, больше на такой лжи протянуть не удастся". Оказалось, что СССР не продержался и 10 лет. А в 1985 году начинается перестройка...

- И что происходит с крымскими татарами, с национальным движением?

- В 1987 году происходит перелом. Один из лидеров, Бекир Умеров (ему было тогда 29 лет и жил он в Краснодарском крае - большая часть переживших повторную депортацию уже не возвращалась в Среднюю Азию, оседали вокруг Крыма), объявил месячную голодовку с требованием вернуть крымских татар на родину и восстановить Крымскую АССР. И по всему Союзу был брошен клич собраться крымским татарам в Москве. Мы с моей подругой Филимоновой Надей (мама ее крымская татарка) попытались уехать, но к этому времени аэропорт в Ташкенте уже был перекрыт. Пришлось нам с приключениями выезжать через Ленинабад.

ОМОН в губной помаде

- Около сотни крымских татар собралось на Красной площади.
Сначала речь о манифестациях не шла. Мы считали, что нам нужно просвещать, информировать общественность.

- Как это можно было сделать?

- Ходить по редакциям газет и журналов, по иностранным агентствам, к видным деятелям культуры, спортсменам - то есть к личностям, которые пользуются уважением в обществе, получать от них письма поддержки. Кроме того, мы хотели приема у Горбачева, чтобы передать ему свои требования, рассказать о проблемах.

- К кому из знаменитых людей прежде всего обратились?

- Это были Окуджава и Евтушенко. Булата Окуджавы сначала не оказалось на месте, а с Евтушенко мы поговорили по телефону, и через 15 минут он сказал: приезжайте и заберите письмо. Тут же его передали Би-би-си, "Свобода", другие радиостанции. Это придало нам колоссальную силу. И через несколько дней состоялось наше первое массовое выступление. Накануне, 6 июля, мы сфотографировались на Красной площади и сказали, что завтра будем раздавать снимки. На следующий день собрались, построились, руки в кольцо, мгновенно достали наши транспаранты, написанные помадой в туалете: "Наша родина - Крым!". Мы продержались на площади 27 минут. В первую же минуту молодчики разодрали наши транспаранты, при этом перемазавшись в помаде - это было смешно.

- А почему помада, а не краска?

- Да потому, что делалось все быстро и нелегально, чтобы никто не смог засечь наши действия. Потом нас колонной повели в ЦК, где нас принял некий Молокоедов (если не ошибаюсь, завприемной ЦК). Он нам сказал: "Ваши требования понятны, мы все передаем в аппарат ЦК, а вы возвращайтесь домой, на местах вам каждому будет передано решение ЦК и Политбюро". Фактически наша демонстрация закончилась ничем. И мы остались, чтобы добиться приема у властей. А тем временем консьержка в доме у Булата Окуджавы нам передала, что он должен приехать. До этого мы пытались попасть к Андрею Вознесенскому. Уже точно говорят, что он дома, но попасть к нему мы никак не можем. И я говорю: если будет такая же ситуация, как с Вознесенским, я к Окуджаве больше не пойду.

- А вы уже поняли, что Вознесенский не хочет с вами общаться?

- Нет, пока еще не поняла, но поняла, что не могу столько ходить к человеку, который знает, что мы его ищем, и никак не идет навстречу просьбам. А у Окуджавы мы едва позвонили в дверь - и она тут же открылась, - он ждал нас. На следующий день Окуджава написал письмо, причем не только о крымских татарах, но и о чеченцах-акинцах. Он по своей инициативе сходил в редакцию журнала "Дружба народов" и попросил аналогичное письмо от Сергея Баруздина и редакционной коллегии. Потом письма дали Анатолий Приставкин, другие. И по поводу каждого шага, который мы собирались предпринять, советовались с Сахаровым. Сахаров нас отговаривал от манифестации на Красной площади.
Но когда он понял, что нас не остановить, дал нам телефоны всех аккредитованных иностранных корреспондентов. О второй демонстрации знал минимум народа, и каждый только свой участок. Утечки не было, иначе ничего не получилось бы. Потом, как нам сказал Громыко на приеме, крымские татары - народ "изобрытательный"!

- То есть вас все-таки приняли на более высоком уровне?

- После первой демонстрации мы сами установили время - дали им 20 дней. Но 24 июля мы снова пошли в ЦК, выстроившись в колонну, - человек 600. К нам подключились крымские татары со всего Союза. Количество людей удвоилось. И когда поняли, что нас опять никто не собирается принимать, развернулись и двинулись на Красную площадь. Нас не пустили, и мы расположились под окнами гостиницы "Россия". Просидели до 11 часов, и тогда появилось сообщение ТАСС: говорили о крымско-татарских батальонах, о том, что они живьем сжигали детей - то есть еще раз прозвучали обвинения в адрес крымских татар, а присутствовавших на Красной площади обвинили в экстремизме. На следующий день, когда мы вновь пришли в приемную ЦК, собралось огромное количество народа - сообщение ТАСС послужило дополнительным сигналом для сбора. И когда уже 26 июля мы сели на Красной площади, нас невозможно было оттуда убрать: и пожарные машины пригнали, и милицейский кордон выставили - все бесполезно. Среди нас было двадцать шесть женщин с малолетними детьми, шесть - с грудными. У меня где-то есть фотография - митинг, а рядом колясочки, пеленки сушатся... Мы не знали, чем все это закончится, могли быть и жертвы. Нас оградили кордоном, и мы не имели связи ни с кем, 27 часов сидели, лишь московские татары прорывались - приносили одежду, еду. Но они и пострадали из-за нас: инициативная группа демонстрации, в которую входила и я, снимала квартиру в Кунцево. Квартира была потом разгромлена. А нас милиция насильно вытаскивала из квартиры, чтобы изолировать от остальной массы, погружала в поезда и отправляла домой. Правда, увезли сначала в какой-то приемник, а потом к каждому приставили по кагэбэшнику. Хорошо, что все это происходило под прицелом иностранных СМИ.

- Корреспонденты поехали с вами в места высылки?

- Нет, мы должны были позвонить и сообщить, что с нами происходит. Причем от властей мы это не скрывали. Это в какой-то мере оградило нас от явных репрессий.

- Но чего-то вы добились демонстрацией?

- Да, нас наконец принял Громыко - глава правительства - и еще ряд высокопоставленных чиновников. Нас было двадцать человек, прием длился 2 часа 27 минут, и что удивительно - нам разрешили записать всю беседу на диктофон! И этот диалог стал достоянием практически мировой общественности. Шокирующий результат - невозможно было предположить, что государством управляет человек столь ограниченный, ненавидящий крымских татар и даже не скрывавший этого. Он говорил: "Знаете, мне два товарища с Украины ТАКОЕ рассказали о крымских татарах!.." Он произвел впечатление параноика, несколько раз у него были даже нарушения речи и откровенный маразм в высказываниях. Потом мы по несколько раз прокручивали пленки, чтобы убедиться, что нам все это не показалось.

Ограбленные трижды

- После того памятного митинга вы уехали в Крым?

- Нет, еще год прожила в Узбекистане, вела активную разъяснительную работу. Все больше людей узнавали, что происходит на самом деле, все больше татар уезжали в Крым. Потом были другие формы борьбы, другие задачи, но 1987 год, Красная площадь - это был всплеск, переломный момент. А в 1988-89 годах была уже общесоюзная волна -Прибалтика, Грузия, Татарстан. Везде происходил процесс национального самоосознания людей. И в 1991-92 годах наступил пик возвращения крымских татар на родину.

- И как вас встретила родина?

- Трудно было. В Узбекистане люди за гроши продавали свои жилища, вещи (немногие могли оплатить контейнер), а в Крыму на вырученные деньги они не могли купить себе ничего. Обращались к властям: дайте хоть землю, власти не дают, и тогда начинается самозахват - на бросовых землях буквально за ночь строятся крохотные времянки-халупы. Потом пригоняются бульдозеры и все это сносится.

- Какие-то официальные переговоры с властями велись?

- Конечно, я сама была тогда членом инициативной группы. Мы обращаемся к чиновникам: дайте нам заброшенную татарскую деревню, мы ее восстановим. Да, говорят нам, очень хорошо. На следующий день приходим - извините, но там есть проблемы соцкультбыта, инфраструктуры, у нас на это нет сейчас средств... И вот тогда, когда предварительные переговоры прошли (хотя мы и знали, что это бесполезно, но у нас должен быть повод для самозахвата) приехали человек пятьдесят с Кубани. Спецназ пытался их согнать, тогда они облили бензином себя и начальника спецназа и сказали: "Если твои люди накинутся на нас - будешь гореть первый". Все наше возвращение проходило на грани нервного срыва.

- А что происходит теперь?

- Сейчас ситуация под давлением Совета Европы, ОБСЕ немного меняется. Но это тоже не много дает. Потому что крымские татары не участвовали в приватизации и оказались ограбленными в третий раз. Они остались ни с чем, кроме того клочка земли, который удалось силой захватить. И даже действующая с прошлого года упрощенная схема получения гражданства ничего не решила по сути: для того чтобы отказаться от узбекистанского гражданства и получить украинское, нужно заплатить 100 долларов. А у людей просто нет таких денег!

- А какое отношение было к вам на бытовом уровне?

- Всякое. Первое время распускались всякие слухи, например: такого-то числа начнется резня, детей в детсад не приводите, в школу не пускайте - татары будут резать детей и красить кровью крыши... Для них это было нормальным, а для нас звучало дико. Но русские, живущие в Крыму, - особая порода - зомбированные до абсурда. Мне есть с чем сравнивать - я пожила в Екатеринбурге, теперь в Казани. Они много лет подвергались чудовищной пропаганде и дезинформации. А в Европе сейчас огромный интерес к крымским татарам. У нас дома гостили десятки людей - от политических деятелей, послов разных стран до студентов. Они приезжают в Крым и живут в недостроенных домах крымских татар, чтобы заплатить небольшую по мировым стандартам сумму и тем самым помочь нашим людям заработать деньги и достроить дома.
- Что будет в годовщину депортации в Крыму?

- Каждый год День траура становится массовым проявлением единства. И так будет до тех пор, пока мы не решим свои проблемы - будем бороться до победы.

Арслан МИНВАЛЕЕВ
"Восточный экспресс" №32 (39) 17.08.2001г

Татары в Швеции

Недавно из очередной творческой поездки из Швеции вернулась композитор Масгуда ШАМСУТДИНОВА. Вот ее рассказ нашему корреспонденту.
- Одним из мест, куда устремились в свое время в поисках счастья татары, является холодная Скандинавия. Я тоже была счастлива, когда меня пригласили в Швецию, предоставив возможность творить, не опасаясь голодного существования. При этом третья часть моей ежемесячной стипендии в 1000 долларов уходила на экскурсии, покупку книг, посещение театров и концертов.
На протяжении многих веков Швеция была этнически однородной, за исключением народности саами (лопарей) - местного языкового меньшинства на севере страны. В настоящее время численность саами составляет примерно 15 тысяч человек (часть из них по-прежнему занимается разведением северных оленей). Более одного миллиона человек в Швеции являются иммигрантами или имеют хотя бы одного родителя-иммигранта.
Немало интересного с точки зрения истории татарского народа экспонируется в исторических музеях Швеции. Торговый путь викингов из Бирки явно проходил через территорию Волжской Булгарии. Памятные камни с руническими надписями и орнаментом, обнаруженные в древнем городище Бирка, украшают многие ансамблевые парки Стокгольма.
В период княжения Витольда (1392 -1430) татарское переселение на побережье Балтийского моря имело массовый характер. Его поводом были затяжные войны между потомками Чингисхана, Наибольшее количество татар осело в Скандинавии во времена правления Тамерлана. Известные под названием таттаре, они смешались с местным населением и давно считают себя коренными скандинавами.
Массовое же заселение татарами шведских земель начинается в середине XIX века. Мужчины из татар-мишар Нижегородской губернии устремились в поисках счастья в Прибалтику и Финляндию, покоряя пространства в качестве мелких торговцев - коробейников и лоточников. Затем они забирали свои семьи, друзей. Постепенно им удалось сформировать социальную инфраструктуру, религиозные, культурные организации, благодаря которым они не растворились в чужой среде. В Швеции стали искать убежища и татары Финляндии, которых согнала с насиженных мест Вторая мировая война и рабочая миграция. В 1949 году в Стокгольме организовывается ассоциация, позднее названная Исламское общество в Швеции - в ней в основном преобладали иммигранты из исламских государств. Однако шведские татары не смогли удержать свою этническую инфраструктуру, как их собратья из Эстонии и Финляндии.
Недостаток социоэтнической организации, склонность к экзогамии, отсутствие этнической системы образования, слабый самоконтроль -причины быстрой ассимиляции татар Швеции.
Последняя волна эмигрантов в Швецию началась в годы перестройки. Сейчас в Скандинавии можно встретить татар со всего бывшего СССР.
Наиболее прогрессивно мыслящим татарином в Европе считается Тюркер Суоккан. Его отец турок, мать - из нижегородских татар. Именно благодаря его моральной и финансовой помощи, не только я, но и мои коллеги по искусству приблизились к этой прекрасной стране - Швеции. Сейчас он - заслуженный пенсионер, у него достаточно времени, чтобы завершить научные изыскания по истории татар в Швеции.
Самым представительным, несомненно, является Ренат Салаватов. В Татарстане его помнят как главного дирижера государственного симфонического оркестра. Сейчас он дирижирует в Стокгольме, Алма-Ате, Баварии... Салаватовы не первый год живут в Скандинавии, растят двоих прелестных дочерей Ильнару и Динару. Ильнара является в своей возрастной группе лучшей пианисткой Швеции. Каждый год родители стараются посылать отдыхать своих дочерей в Татарстан.
Я обласкана судьбой, так как нахожусь в орбите внимания моих шведских коллег. Вот И в этой поездке встретилась со своим шведским педагогом Гуннаром Валкаре (ученик Лигети), показала ему свои последние работы, пообщалась с коллегами из консерватории Стокгольма, где я проходила годовую стажировку. Встретилась с нашим земляком - Мехметом Судином (или Мухамметшой Зиганшиным) - самым знаменитым и уважаемым татарином Швеции. Я думаю, через 14 лет Швеция торжественно отметит 100-летие сына Высокогорского района, уроженца деревни Чыршы. Кстати, его предки были основателями этой деревни.
Сам он не смог вернуться после Великой Отечественной войны на родину. По его словам, "несколько раз был убит". Швеция предоставила ему убежище, за что он бесконечно ей благодарен. Несмотря на свои 86 лет, выглядит молодцом. Здесь он встретил свою любовь - прекрасную турчанку Султан ханым, которая подарила ему двух богатырей - Наиля и Жевиза (по-нашему Чынгыз). Наиль живет, в Сан-Франциско, но Мухамметша абый говорит, что в воздухе, так как его бизнес требует бесконечных перелетов из одной точки земного шара в другую. Младший сын работает в корпорации "Вольво". Внуки знают, что в их жилах течет татарская кровь. В последние годы, к радости Мухамметши абый, они все больше и больше интересуются судьбой нашего народа, его историей.
И вот еще что. По словам Мухамметши абый, несколько лет назад какая-то спортивная команда из Татарстана поехала в Швецию. Из-за того, что слово Казан, которое обычно пишется латинскими буквами, европейцами читается, как "казах" (Kazan - Kazah), приходится половиной своего успеха делиться с независимым Казахстаном. Так что нашим спортсменам (и не только им) нужно представлять в логотипах нашу Республику Татарстан более четко, а то тысячелетие Казани так и припишут казахам.